Продолжаем ленинские чтения. Мне додали Хора Тишины, и я не успокоюсь, вероятно, раньше чем выучу Песнь Света наизусть. Немного неловко себя чувствую, ибо вроде не экзальтированный подросток, чтобы так залипать на нарисованных злодеев, но эти метафизические касманафты вопреки всему вызывают у меня желание аплодировать стоя. В материальном виде войти в мир идей, это вам не соплями под партой мазать.
Гессарианов памфлет разрушил мне весь уютный хэдканончик касательно культа Зазикель. Дело в том, что зазикелевский жрец назван “madman of chaos”, т. е. в мужском роде, а мне всегда нравилось думать, что это была женщина, а сам культ в своей основе был оргиастическим.
Правда, зато можно довольно уверенно предположить, что тем ебанутым каннибалом, о котором болтают гномы, был именно он. И из-за ебанутости Корифей его последним привлек к проекту. Наверное, даже для него такие повадки были уже немного слишком.
А еще ужасно прет эта картинка. Люблю инфернального вида насикомых. Сижу, думаю, куда бы ее теперь втиснуть?..
приступ неадекватной любви-2
Через тысячу лет после Первого Мора Сетий Амладарис найдет на небосводе созвездие Силентир и, пытаясь сориентироваться, обнаружит, что положение звезд переменилось, и Длань Думата теперь неточно указывает полюс.
Этот феномен хорошо известен астрономам Века Дракона, и не одна жаркая дискуссия на эту тему откипела в Университете Вал Руайо, но в те времена, когда жил магистр Амладарис, история астрономических наблюдений все еще была слишком коротка, чтобы заметить влияние прецессии.
Сетий Амладарис, несчастный и заблудившийся, будет стоять посреди пустыни: Виммаркские горы позади, Эмериус – впереди. Позади – тюрьма Стражей и бесконечный тягостный сон, впереди – мир, чужой и неправильный, больше не принадлежащий ему. Чужой мир, чужой облик: непривычно расположенный центр тяжести, слишком широкие бедра, слишком маленькие руки, невероятно неудобно мочиться, но – вот уж достойная награда за труды – теперь у него есть вполне симпатичная грудь.
Он посмеялся бы, если б мог. Раньше он умел, пока не отдал смех в жертву Тишине.
Тысячу лет назад у него было все и даже немного больше. Мертвое сияние драгоценных камней, смуглые танцовщицы, гибкие, как гербовые тевинтерские змеи, золоченые жертвенные кинжалы, алтари, на которых засыхает кровь.
И еще: удушливый сумрак пустующего храма, драконьи головы, глядящие с барельефов. Пузатые статуи с рыбьими глазами и жабьими ртами. Статуи говорят голосами демонов и жрецов, голосами Тевинтера: гнев и желание, праздность и гордыня.
И еще: власть, что суть лишь хитрость, интриги и обман. И еще: магия, что годна лишь разжигать очаг, да охлаждать напитки.
Все богатство – бессмысленный желтый металл и куча камней, рабы и наложницы – лишь мясо и кости, кровь и потроха. Души их, возможно, и имеют некоторую ценность, но они-то как раз никому не принадлежат.
Если ничто не вечно, - сказал магистр Сетий однажды, тысячу лет назад, - если ничто не вечно, то ничто не имеет смысла.
Стояла жаркая северная ночь, новолуние. На низко нависающем небе были раскиданы, подобно бриллиантам на бархате, белые звезды созвездия Силентир. Профиль его собеседника едва виднелся в слабом звездном свете.
Мирская власть – шелуха, - сказал он, и собеседник молча слушал, как голос магистра Сетия, обычно красивый и звучный, срывается и превращается в невнятный лепет безумца.
Весь мир – шелуха.
Вокруг вместо цветущего сада он видел пепел и осколки, и сухие кости, и заметающий их песок. Он прислушивался к пению цикад; в следующий раз он услышит их через тысячу лет, когда красные кристаллы прорастут из его позвоночника, и издаваемая ими песнь-гудение будет похожа на стрекот насекомых.
Наверху вечным светом сиял Силентир.
Сетию было неоткуда это знать, но в глубине души он уже тогда подозревал, что даже эта незыблемость иллюзорна, просто срок жизни звезд очень велик.
Через тысячу лет он пройдет через пустыню, от Виммаркских гор к городу, который давно перестал называться Эмериусом, и найдет лишь пепел и осколки, и сухие кости в желтом песке, и из-под хорошенькой оболочки Стража Джанеки будет рваться наружу обезумевшая моровая тварь – Корифей.
Все, что он любил когда-то, сгинуло в пучине времени, пусть Тевинтер существует – но этот обмусоленный варварами остов – не его родина. Пусть стоят еще в Минратосе древние храмы – в них поют хвалу не его богам.
Тишина предала его.
Даже звезды предали его.
Через тысячу лет после Первого Мора женщина в одежде Серых Стражей незаметно войдет в Киркволл, и в садах не-Эмериуса магистр Амладарис впервые за века увидит цветение вишен.
Но к тому времени окажется, что он зашел слишком далеко, чтобы осознать свою потерю.