Временный. Феллдир
читать дальше
Последний раз верховные жрецы собирались вместе, чтобы назвать имя нового Отара. Это было шесть лет назад, но Феллдир помнил все мельчайшие подробности церемонии. Он помнил и то, что стояло за этим, всю эту зловонную политическую кухню - несколько месяцев изнурительных переговоров, торгов и интриг. Жрецы грызлись за власть, как собаки за кость, это было и смешно, и страшновато.
В конце концов, остались два кандидата - одного предлагал Вольсунг, другого Конарик. Традиционно Старейший не участвовал в голосовании, голоса остальных разделились поровну, и решающий оказался за Кросисом.
Весь финал переговоров Кросис проспал. Феллдир, в тот день присутствовавший в делегации Конарика, не сомневался, что старик просто прикидывается. Все верховные жрецы, собравшись вместе, становились невыносимы, Кросис же, чуть ли не насильно выдернутый из своего уединения, был хуже всех.
- Твой голос, брат мой, - терпеливо сказал Конарик.
Кросис зевнул - из-за маски звук получился гулким и завывающим.
- Да какая разница, - ответил он брюзгливо. - Выберите кого поспокойней. Конечно, он все равно рехнется - на то он и Отар - но чем позже, тем лучше.
- Твой голос, брат мой.
Феллдир хорошо знал Конарика. Обычно вежливый и терпеливый, он, тем не менее, мог переупрямить стадо ослов.
- Ладно, - Кросис закатал рукава, обнажив костлявые запястья, и принялся тыкать пальцем в сидящих. - Раз дракон, два дракон. Буря, лед или огонь. Кто убийца, кто мертвец, кто король, а кто подлец. Кого казнить, кого спасти, в догонялки водишь ты!
Длинный узловатый палец указал на Морокеи.
- Я? - переспросил тот. - Вожу? В догонялки?
- Ты за кого? - рявкнул старик. - А, неважно! Кого он выбрал, тот и будет.
Вольсунг смеялся так, что животом едва не своротил столешницу.
Выиграл человек Конарика, но Старейший все равно был недоволен. Феллдир понимал, почему. Тот, кого сегодня выбрали с помощью дурацкой детской считалки, завтра займет свое место в кругу Девяти. Каким бы он ни был вчера, завтра он будет Отаром Безумным. Оскорбленным Отаром Безумным.
Феллдир провел в Храме детство и юность, и встретил в нем зрелость, пройдя долгий путь от мальчишки-ученика до одного из старших жрецов, личного помощника Конарика. За это время ему открылись многие тайны, и одной из них была такая - маска влияет на жреца сильнее, чем любому бы из них того хотелось. Пусть Старейший не желал этого признавать, но его протеже вовсе не обязательно будет лоялен ему. В конце концов, это же Отар.
У Феллдира было и свое мнение, но он, как и обычно, держал его при себе. И на церемонии, где он был лишь наблюдателем, он стоял молча, сохраняя серьезность и жадно впитывая все детали.
Кто знает, возможно, однажды он сам станет ее участником.
Человек, лишенный имени и лица, стоял в кругу жрецов, мелко дрожа и озираясь вокруг. Он выглядел жалким. Феллдир знал его когда-то, не мог не знать, раз уж они служили одному храму, но он не мог вспомнить, кто это. Феллдир понимал, что первая часть ритуала, лишение имени, страшна и мучительна, но все же в глубине души надеялся, что когда придет его черед и он встанет в центр круга, он будет держаться достойней.
- Wo kos hin? - протяжно вопрошал Конарик. - Кто ты?
- Я никто, - отвечал человек.
Его черты расплывались. Феллдир сощурился. Он достаточно долго работал с Древним Свитком в храмовой библиотеке, чтобы испортить себе зрение, и теперь не мог понять - то ли то, что он видит, результат магии, то ли просто глаза подводят его. Лицо человека было как будто спрятано за колышущейся радужной дымкой: вроде бы различимы рот, нос и глаза, но при попытке разглядеть что-то точнее, фокус вновь теряется.
Безымянный взял маску. Медленно поднес ее к лицу.
Его руки дрожали.
- Кто ты? - спросил Конарик в последний раз.
- Я - Отар, - ответил человек глубоким звучным голосом.
- Мы приветствуем тебя, брат.
Тридцать лет своей жизни Феллдир посвятил изучению времени.
Самое главное, считал он - это отделить важное от второстепенного. Время, смерть и загадки мироздания относились к важному, все остальное - к второстепенному. Его раздражала узколобость собратьев-жрецов: их интересовали лишь власть и богатства. Спору нет, власть - это приятно. Но, право же…
Феллдир так же желал себе маску, как и те, кого он презирал. Только вместе с маской он получит и собственную крипту, и вечность в свое распоряжение. Вечность, которую он, в отличие от всех этих жадных дураков, потратит на что-то стоящее.
Тридцать лет потребовалось Феллдиру только для того, чтобы увидеть время.
Люди, изучающие Древние Свитки, платили за знания слепотой. Но этот краткий миг, когда Феллдир поднял уставшие глаза от Свитка, и мир предстал перед ним в виде текучих струй чистой возможности, стоил такого риска.
Важное и второстепенное. Стоит однажды определиться, и все становится простым и понятным.
А первым, что Феллдир усвоил, учась на жреца, было то, что все имеет свою цену.
Храм Конарика был расположен неподалеку от Бромьунара, в месте, исполненном величия и тишины. В отличие от многих других храмов, в нем не было давящей мрачности и могильного холода. Напротив, каменные арки казались легкими, будто воздушными, а со ступеней, ведущих к храму, открывался дивный вид. Знатные люди охотно приезжали сюда, чтобы помолиться и получить совет Старейшего. Старейший давал хорошие советы, и дорого брал за них. Феллдир знал, что нити его паутины тянутся очень далеко, до самых глухих уголков Скайрима. Именно это делало Конарика самым могущественным из Девяти. Именно это - а вовсе не магия. И еще то ощущение спокойствия и незыблемости, которое его сухощавая сгорбленная фигура, казалось, распространяла вокруг себя. Вольсунг был похож на остепенившегося контрабандиста, Рагот - на грубого воина, Вокун - на обычного пройдоху. Конарик же был как всеобщий отец, строгий, но ласковый.
Когда что-то происходило, все бежали к нему. Уж он все исправит.
Доверие.
Страшное оружие в умелых руках.
Хевнораак явился среди ночи. Феллдир не спал, несмотря на поздний час, он читал при тусклом свете почти до конца оплывшей свечи, и, заслышав снаружи конское ржание и голоса людей, выглянул в окно своей комнаты. Сверху он видел, как Хевнораак спешился, тяжело подошел к двери и несколько раз стукнул в нее посохом. Стучал он с такой яростью что, казалось, посох сломается. Что-то случилось.
- Война.
Конарик стоял на балконе и смотрел на занимающийся рассвет. Никто в Храме не спал в ту ночь. Даже мальчишки-ученики и поломойки - все обсуждали вести, которые привез Хевнораак и его люди.
- Война, - повторил Конарик и коротко, зло рассмеялся. - Ну что ж. Пусть этот юнец пеняет на себя. Никто не смеет говорить с нами в таком тоне.
- Господин, это… - начал Феллдир.
- Мальчишка возомнил себя Исграмором. Думает, он сможет объединить все владения в одно королевство, сможет превратить Храм в свой домашний алтарь, - продолжал Конарик, не дав ему договорить. - И другие глупцы его поддерживают! Клянусь своим посохом, их нужно проучить!
Феллдир промолчал. Он понял, в чем дело, и это ему не понравилось. Он считал войны занятием для глупцов, своеобразным средством, с помощью которого природа себя от этих глупцов очищает. Конарик был хитер, но не являлся ли трепет, с которым он относился к своей власти, признаком все той же глупости?
- Как скажешь, господин, - привычно пробормотал он.
- Пошли гонцов к Вокуну, у меня есть поручение для него.
- Как скажешь.
- Также разошли гонцов в верные нам владения, - велел Старейший. - Мы отбросим мальчишку на запад. Не видать ему зубчатой короны! Мы выиграем эту войну!
К середине осени стало ясно, что войну они проиграют.
Между драконами и драконьими жрецами существовала гармония, основанная на том, что они почти никогда не пересекались. Лишь сварливый Кросис поселился рядом с логовом дракона - удивительно, как эти двое сумели найти общий язык, да еще в Скулдафне, владении Накриина, драконы и люди жили бок о бок, охраняя единственный портал в Совнгард.
Путь на Монавен оказался долгим и тяжелым. Хотя юг не был опустошен войной, даже здесь чувствовалась враждебность. Феллдир, почти никогда не покидавший Храма и излюбленной своей библиотеки, был удивлен тем, как смотрели на жрецов простые люди. Страх, как и подобает. Но также и ненависть.
- Черви, - шептал себе под нос Конарик, когда они проезжали очередную деревню. - Черви и корм червей.
Феллдир автоматически кивал, продолжая смотреть по сторонам. Тут и там захлопывались ставни, женщины хватали детей и спешно прятались в домах. Мужчины вели себя спокойнее, но глаза у них были недобрые.
Не к добру это, подумал Феллдир. И что они так на нас взъелись?
Какой-то ребенок лет пяти, настолько грязный, что было даже непонятно, мальчик это или девочка, вдруг выбежал на дорогу прямо перед кортежем. Передние воины хотели объехать его, но ребенок, напуганный таким количеством вооруженных людей, заметался, проскакивая между лошадями, пока не споткнулся и не шлепнулся на землю прямо перед лошадью Конарика.
Старейший медленно нагнулся, чтобы рассмотреть его. Ребенок заизвивался, опираясь на локти и пытаясь отползти в сторону, не сводя расширившихся глаз с зловещего силуэта жреца, почти черного на фоне светлого неба.
- Черви, - громко сказал Старейший.
Ребенок широко открыл рот и завопил.
Какая-то женщина вырвалась из рук пытавшегося ее удержать мужчины и рванулась к своему зверенышу.
У Феллдира было довольно времени, чтобы понять, что сейчас произойдет что-то очень глупое. Но недостаточно, чтобы это предотвратить.
Лязгнул вынимаемый из ножен меч.
У телохранителей Конарика был приказ - не допускать никого слишком близко к хозяину. И действовали они быстрее, чем думали.
Женщина громко, по-поросячьи взвизгнула, потом затихла. Феллдир прикрыл глаза.
Глупо.
Как глупо.
Вершина горы Монавен терялась в облаках. Внизу можно было проехать на лошадях, но чем выше они поднимались, тем уже и круче становилась лестница. В конце концов, они были вынуждены спешиться. Конарик взял с собой Феллдира, двух воинов да мальчишку-слугу. Парнишке было лет четырнадцать, не больше, у него даже усов не было, но Феллдир четко понимал, что Конарик взял его с собой не ради собственного комфорта и тем более не ради защиты. Вздумай Алдуин Великий закусить верховным жрецом, его от этого не остановит и целое войско.
Но в гости не принято ездить без подарков.
Идти было трудно. День был пронзительно ясный, солнце сияло так, что снег сверкал невыносимой белизной и слепил глаза, но, несмотря на это, становилось все холоднее. Конарик поминутно останавливался, чтобы перевести дух - здесь, наверху, воздуха не хватало и молодым, а он был уже стар. С каждым шагом Феллдир все больше убеждался в том, что все это было одной большой глупостью. Что если Старейший умрет здесь от холода и усталости? Что если Алдуин будет не в настроении?
Единственным, кто действительно радовался путешествию, был юный слуга. Он озирался по сторонам с таким восхищением в глазах, что Феллдиру становилось тошно. С одной стороны, молодой дурак интересовал его меньше, чем снег под ногами. С другой, в том, что его ожидало, было что-то неправильное.
То и дело попадались свидетельства того, что гора обитаема: то кости животных со следами огромных зубов, то пара золотистых, серо-зеленых или тускло-красных чешуй. Порой драконы пролетали над головами карабкающихся вверх людей, будто насмехаясь над их неуклюжестью.
До вершины они добрались только к вечеру. Здесь, на Глотке Мира, дули чудовищные, пронизывающие ветры, пробиравшие до костей. Магия помогала согреться, но ненадолго.
Конарик вышел вперед. Постоял какое-то время, тяжело опираясь на посох и жадно дыша.
Запад сиял в пожаре заходящего солнца, и на этом фоне кружащие над Монавен драконы казались хлопьями сажи, медленно опускающимися на снег по широкой спирали.
Насколько изящен дракон в воздухе, настолько же он громоздок на земле. Драконы приземлялись с грохотом, вцеплялись когтями в камни так, что те крошились, как печенье. Они были ужасны, они были огромны. А Пожиратель Мира был больше и страшнее всех.
- Зачем ты явился, раб?
Черви, подумал Феллдир. Мы для них - те же черви. Ползающие, прижавшись брюхом к земле, под тяжким грузом своей смертности.
- Прости, что нарушил твой покой, о великий, - сказал Конарик. В его голосе появились несвойственные ему заискивающие нотки. - Но твоя власть под угрозой.
- Верно, эта угроза столь ничтожна, что я не заметил ее с небес Кеицааля, - был насмешливый ответ.
- Бунтовщики ничтожны, это так, - смиренно ответил жрец. - Но они осмелились посягнуть на власть Храма, а значит, и на твою. Они забыли страх и уважение.
- Так укажи им их место, смертный, - вмешался другой дракон. По сравнению с Алдуином он был каким-то невзрачным: тускло-серый, цвета зимнего неба, он держался в тени. - Ты пытаешься натравить нас на своих врагов, но мы не псы, которых можно спустить со сворки.
Алдуин издал глухой рык.
- Партурнакс прав, - сказал он. - Что ты скажешь еще, пока я не вырвал тебе печень?
- Они идут на восток! - воскликнул Конарик. - К Скулдафну! Они хотят закрыть портал!
Это было ложью. Насколько знал Феллдир, амбиции молодого Бьорна не заходили так далеко. Или же…
Вокун. Конечно. Это он указал королевскому войску направление. Вот к чему были все эти туманные разговоры за закрытыми дверями. Несмотря на царящий вокруг холод, Феллдира прошиб пот. Верховные жрецы действительно стравливают драконов со своими врагами, тот серый ящер все понял верно. О небеса, есть ли предел человеческой глупости?!
Алдуин долго молчал. В какой-то момент Феллдир надеялся, что тот догадается, не станет рушить хрупкое равновесие.
- Ты нагл, жрец, - сказал, наконец, дракон. - Тебе повезло, что я голоден и скучаю по хорошей охоте.
- В тех краях найдется довольно дичи, чтобы насытить тебя, - заверил его Конарик.
Он обернулся к ожидавшим его людям, вытянул руку вперед, и на кончиках его пальцев сверкнули зеленоватые искры. Парень-слуга вдруг пошатнулся и повалился на спину, прямой, как дерево. Конарик повел рукой, и тело поплыло по воздуху вперед к неподвижному черному дракону, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Феллдир пялился на это, отупев от холода и сомнений. В сумерках он видел совсем плохо; в какой-то момент в глазах задвоилось, ему показалось, что перед ним на камнях сидят два Алдуина, и их огромные черные туши омывает серебристая река, состоящая то ли из тумана, то ли из несбывшегося. На глазах Феллдира от реки отделился один из рукавов и, закрутившись тугим локоном, оторвался от основного потока и растаял в алом закатном сиянии. Алдуин - ни один из них - ничего не заметил, но серый дракон вытянул шею, чтобы лучше разглядеть исчезающее серебро. Феллдир моргнул, и наваждение рассеялось. Все это длилось не дольше нескольких мгновений.
- Это мой дар тебе в честь нашего договора, - сказал жрец.
Алдуин брезгливо обнюхал тело.
- Это не договор. Я делаю тебе одолжение.
Он царапнул когтем грудь паренька и утробно заурчал.
- Твой подарок довольно тощ, - добавил он. - Но я принимаю его.
Путешествие на Монавен не прошло для Конарика даром. Наоравшись на морозе, он почти потерял голос, превратившийся в бесцветный шепот, и стал часто кашлять. Тем не менее, он был доволен.
- Все идет просто замечательно, - сказал он однажды, потирая руки. - Просто дивно.
Феллдир раздумывал, стоит ли говорить ему о своих видениях. Он был почти уверен, что тогда видел именно потоки времени. Со временем что-то происходило.
- Войско Бьорна идет с запада, - продолжал Конарик, склонившись над картой. - Корваньюнд - их последний рубеж перед взятием Виндхельма. Они должны будут либо пройти по южному берегу и переправиться через реку, либо сделать крюк и подойти к Виндхельму с севера, с гор. Возможно, Бьорн разделит войско, чтобы взять город в кольцо. Стены Виндхельма высоки и крепки, они не падут быстро. У реки его ждет Рагот. Корабли Вольсунга перекрыли северный залив. Наш юный медведь попался в ловушку.
- Вот здесь, - заметил Феллдир, щелкнув ногтем по карте. - Перевал. И здесь. Какой бы путь они не избрали бы, он так или иначе будет лежать через горы.
Конарик шелестящее рассмеялся, но его смех был тут же прерван приступом кашля. Он торопливо вышел из шатра. Сквозь неплотно прикрытый полог Феллдир видел, как Старейший, повернувшись к шатру спиной, дрожащей рукой стащил маску и сплюнул на снег.
- Он совсем болен, - негромко сказал Вокун. - Этот поход его доконает.
Феллдир прищурился. Он не доверял Вокуну и не понимал, к чему тот клонит.
- Что ж, старость неизбежна, - уклончиво ответил он.
- Ты не думал о том, кто станет новым Конариком?
- Нет, - соврал Феллдир. Вокун хмыкнул.
Старейший вернулся к ним. Он держался прямо, но это не могло никого обмануть.
- Итак, - прохрипел он, - на чем мы остановились? Ах, да. Горы. Господин наш Алдуин обещал мне, что этой осенью он охотится в восточных горах.
- Я видел кое-что, - внезапно сказал Феллдир. - Тогда, на Монавен.
- И что же ты видел такого, чего не видел я?
- Время.
Жрецы подняли головы от карты и уставились на него. Под бесстрастными взглядами двух неподвижных масок Феллдир почувствовал себя неуютно.
- Время… оно похоже на нити, спряденные вместе. Или на женскую косу из множества прядей. Я видел, как одна из них порвалась.
Вокун легко пожал плечами.
- Тебе показалось. Люди не могут видеть время, а ты пока что лишь человек.
- Ты слишком много сидел за книгами, - прошипел Конарик. - Они испортили тебе глаза.
Феллдиру захотелось схватить упрямого старика за шиворот и встряхнуть хорошенько. Но вместо этого он сказал:
- Да. Конечно.
Феллдир лично вел в атаку один из отрядов. После драконов для него осталось не так уж много работы, но даже застигнутые врасплох, воины короля продолжали сопротивляться. Феллдир жег их магическим огнем. Его мутило от запаха горелой плоти, от криков боли. Тогда это случилось в третий раз.
Ночное небо стало цвета серебра, такого яркого, что за ним были неразличимы звезды. Время клубилось, как грозовая туча, и в нем были видны черные провалы. С каждой минутой их становилось все больше. Как будто невидимая моль пожирала шерстяное одеяло.
В следующую ночь Феллдир покинул лагерь и направился к Двуглавому пику. Люди не хотели его слушать, значит, пора было поговорить с драконами.
Он не стал подниматься на сам пик: это заняло бы слишком много времени, и его отсутствие было бы неизбежно замечено. Вместо этого он выбрал одиноко стоящую скалу и, привязав лошадь у ее подножия, вскарабкался наверх по узкой тропинке.
Дракона достаточно позвать по имени, и он прилетит, если захочет.
Феллдир облизал пересохшие губы. То, что он собирался сделать, не было предательством, но он не хотел бы объяснять это Конарику.
- Партурнакс!
Он расстелил на снегу плащ и уселся на него, поджав ноги. С помощью магии развел крохотный костер. Он собирался ждать до рассвета. Если дракон не явится, он как-нибудь решит, что делать дальше.
Но он прилетел.
- Что тебе нужно, смертный?
Смертный, отметил про себя Феллдир, с трудом поднимаясь на ноги. Не «раб». Неплохо для начала.
- Я хотел поговорить с тобой о… о времени. Прости мою дерзость, но я не знал, как еще можно с тобой связаться.
Дракон уместился на самом краю скалы, свесив хвост вниз. Кажется, он был настроен дружелюбно, и Феллдир немного приободрился.
- Говори же, - велел дракон. - Я слушаю.
Феллдир рассказал ему все, с самого начала. О Древнем Свитке, о порванной ткани вероятностей, о том, что видел на Монавен и позже, во время битвы. Партурнакс слушал, не перебивая, а когда тот наконец выдохся, сказал только лишь:
- Geh. Так и есть. Tiid liiv.
«Время иссыхает», - перевел про себя Феллдир.
- Почему?
- Эта кальпа близится к завершению.
У Феллдира закружилась голова, как будто он подошел к краю, за которым открывалась алчная пропасть.
- Я не думал… - пробормотал он. - Неужели? Так скоро?
- Слишком скоро. Но что так удивляет тебя, смертный? Разве вы сами не сделали все, чтобы это приблизить?
- Но что произошло? - воскликнул Феллдир в отчаянии. - Что такого мы сделали? Это всего лишь война!
Партурнакс треснул хвостом по скале с такой силой, что она содрогнулась.
- Мой брат вылетел на охоту, - сказал он. - Вы, жрецы, хвалитесь своими познаниями! Вы должны были понимать, что значит его охота! Он будет пожирать плоть смертных здесь, и их души в Совнгарде, но его утроба ненасытна! Алдуин не остановится, пока весь мир не будет переварен!
- Почему тогда ты не остановил его? - заорал в ответ Феллдир. - Если ты все знал?
Он подумал, что дракон сейчас убьет его – так жутко он вдруг оскалился. Но времени на страх больше не было. Времени вообще могло уже не быть.
Ни на что.
- Представь себе strunmah… гору, - сказал Партурнакс. - Представь себе камни на склоне горы. Они пребывают в равновесии. Но вот ястреб садится на вершину, и крыльями смахивает вниз крошечную песчинку.
- Я понимаю. Обвал.
- Ты спрашиваешь, почему я не встал на пути обвала?
Феллдир тяжело опустился на свой запорошенный снегом плащ и уронил голову на руки.
- Мы оба виноваты, - сказал он тихо. - Я мог… не дать песчинке упасть. Я мог… столкнуть этого старого стервятника с лестницы, и пусть бы он пересчитал все семь тысяч ступеней своей головой.
- В сожалениях нет проку, смертный.
- Меня зовут Феллдир.
Он снова встал. Поднял плащ. Тщательно отряхнул его от снега.
- Хорошо. Что нужно сделать, чтобы починить мироздание?
Партурнакс взмахнул крыльями и взлетел.
- Когда не будет иного выхода, позови меня еще раз, - прогремел он. - К тому времени я буду знать.
Иные победы, как думал Феллдир, хуже иных поражений.
Разгромленное войско Бьорна расползлось по лесам и горам, и время от времени отряды мародеров совершали вылазки, чтобы пограбить окрестные селения. То, что для своих атак они выбирали именно крестьян, принадлежавших Храму, вряд ли было простым совпадением. Война продолжалась, но теперь она приобрела иной вид. Конарик был вынужден отправить часть своих сил на отлов лесных банд, но разбойники уходили от облав, как вода утекает сквозь пальцы. С приходом зимы они обнаглели настолько, что нападали на далеко растянувшиеся обозы основного войска. Говорили, что их возглавляют двое, мужчина и женщина, что их голоса звучат громче, чем голоса драконов, а сердца не знают страха. Барды даже сложили он них песни. Тех, кто эти песни пел, Конарик велел казнить. Феллдир считал это решение неумным. Он держал пока эти мысли при себе, но ему казалось, что ряды храмовых воинов редеют не только за счет павших.
На западе тоже было не все ладно. Владение ярла Бьорна взбунтовалось, и Хевнораак с Отаром увязли там по уши. Хельга Дважды Вдова осмелилась напасть на Бромьунар, и была отброшена Морокеи.
Мир рассыпался на глазах.
Драконы тоже причиняли немало бед. Объявленная Алдуином охота развязала им руки - или вернее было бы сказать, зубы. Заскучав, они принялись нападать на скот и жечь деревни, не разбирая, на чьей стороне те, кто в них живет. Странно было бы ожидать от них иного. Охотник не слишком много внимания уделяет червям у себя под ногами.
- Надо попросить Алдуина остановиться, - твердил Феллдир. – Может, он послушает нас. Может, мы увеличим дань, которую платим ему?
Конарик кашлял и смеялся.
- Пусть он сам возьмет то, что ему причитается.
Ему причитается все, подумал Феллдир. Весь наш мир для него – все равно, что котел с вареным мясом, и он таскает из него лакомые куски.
Вскоре пришла весть о том, что один из высланных на разведку отрядов нашел скелет дракона. Конарик остался в лагере, дремать над картами и кашлять кровью, но Феллдир захотел увидеть все своими глазами.
Дракон лежал на пепелище, которое когда-то было деревней, в окружении мертвых людей. На сером от пепла, усыпанном сломанными стрелами снегу были отчетливо видны следы – даже Феллдир, неискушенный в их чтении, мог разобрать, что произошло. Людям удалось заманить его на крышу того, что некогда было домом, но обугленные балки не выдержали огромного веса. Ящер застрял в частоколе обгорелых бревен, как в клетке, и пока он был неподвижен, люди перебили ему крылья. Разрушенная стена указывала место, где он все же вырвался, а длинная кровавая борозда в снегу – дорогу, которой он полз, когда уже не мог взлететь. Феллдир увидел эту картину как наяву – а может, это и было наяву, ибо видение его было окружено серебряным сиянием времени – огромное чудовище, неловко волочащее за собой крылья, похожие на рваные тряпки, и люди, суетящиеся вокруг. Феллдир понимал, сколько мужества потребовалось этим людям, чтобы выступить против одного из детей Акатоша, но все же в произошедшем здесь было что-то неизъяснимо мерзкое.
Вот здесь изрытый когтями и залитый кровью снег помечал место, где дракону удалось схватить одного из обидчиков и буквально перекусить его напополам. Здесь свою смерть нашел еще один, за дерзость свою лишившийся головы. Третьему дракон сломал хребет одним мощным ударом хвоста. Четвертый же сумел поднырнуть под изувеченное крыло и вонзить меч в чешуйчатое брюхо. Дракон рванулся вперед, но добился этим лишь того, что сам же и распорол себе живот. Борозда, оставленная его телом, все продолжалась, это значило, что какое-то время он еще полз, а кишки из распоротого живота, облепленные снегом, пеплом и сухими былинками, волочились за ним по земле, как второй хвост. Но драконы презирают смерть, поэтому он еще успел пару раз дохнуть огнем – достаточно, чтобы еще один человек испекся заживо в своих доспехах.
Этого Алдуин им не простит, понял Феллдир с ужасной отчетливостью. Вот она, точка невозврата, о которой говорил Партурнакс. Алдуин никогда не простит такого.
Мир вдруг представился Феллдиру висящим на серебряной веревке, свитой из множества нитей. И нити эти рвались одна за одной.
Феллдир был в Скулдафне лишь один раз, лет за десять до войны. Он помнил Скулдафн, каким он впервые предстал перед ним: в вечерних сумерках его арки и колонны как будто вырастали из окружающих скал. Стены его поросли белым мхом, отчего здания казались похожими на неопрятных старух со свисающими на глаза седыми прядями. От этого места веяло древностью, величием и смертным покоем.
В Скулдафн можно было попасть двумя путями. Первый – узкая горная тропа меж отвесных скал. Второй – драконьи крылья. Скулдафн был неприступен, но в то же время он был ловушкой. На бесплодных скалах ничего не вырастишь, а горных баранов не хватит на то, чтобы прокормить войско. Если повстанцы додумаются перекрыть пути снабжения, это будет концом.
До этого все войны проходили мимо, не трогая горный храм. Но теперь он был главной мишенью.
Восстанавливая в памяти последовательность событий, Феллдир мог лишь ужасаться последствиям, которые способны вызвать одна сделанная глупость или одно неосторожное слово. Молодой Бьорн всего лишь хотел объединить свою страну, Конарик всего лишь хотел сохранить свою власть. И вот – отряды повстанцев ползут на восток, чтобы уничтожить Скулдафн, готовые бросить вызов самому Алдуину, а драконы карают смертных за дерзость, не разбирая, кто прав, а кто виноват. Но чем больше людей гибнет в их когтях, чем страшнее казни, которые устраивает Конарик, тем сильнее разгорается пламя восстания. И Алдуин…
Той ночью Феллдиру не спалось. Он зажег свечу, расстелил на столе карту. Потом растолкал воина, задремавшего у костра вместо того, чтоб нести стражу, и взял у него с десяток стрел. Отломанными наконечниками он пометил на карте места нападений. Получилась ломаная кривая, запутанная, как заячий след, но след этот отчетливо вел на восток. Повстанцы двигались в Скулдафн.
- Все дело в портале, - говорил Феллдир, нервно ломая в руках стрелу. - Они идут, чтобы отомстить за своих мертвых.
Конарик долго молчал.
- Я должен увидеть Накриина, - сказал он, наконец, и Феллдир вздрогнул. Он давно привык определять настроение своего господина по голосу, и теперь он был уверен – Старейший доволен. Как можно быть довольным в такое время, не укладывалось в голове.
- Ты останешься внизу, - добавил жрец. - Вместе с войском. Охраняй перевал.
Феллдир подергал себя за бороду, вырвав несколько волосков. Что можно сказать? «Мы должны закрыть портал, предложить повстанцам переговоры, объединиться с ними против Алдуина». Нет, лучше уж сразу спрыгнуть с Монавен.
Конарик снова закашлялся, низко склонившись над столом и опершись на него руками. Феллдир стоял сбоку, все так же крутя в пальцах стрелу. Стрелу с острым, очень острым наконечником.
Его рука дернулась прежде, чем разум осознал что, собственно, он делает.
Конарик рухнул грудью на стол, хрипя и зажимая пальцами небольшую ранку на шее. Феллдир навалился сверху, непослушными руками сорвал с него маску, зажал ладонью провалившийся старческий рот. Конарик хрипел и пытался укусить его беззубыми деснами. Кровь из пробитой артерии пульсирующим фонтанчиком била Феллдиру прямо в подбородок; он старался крепче сжать губы, но все равно чувствовал ее соленый вкус.
Как глупо, подумал он.
Старик дернулся в последний раз и обмяк. Его маска, дающая невиданное могущество, валялась на земляном полу и таращилась на Феллира пустыми прорезями для глаз. Он поднял ее, рукавом стер с нее кровь и сунул в карман. Потом перевернул труп лицом к себе. Он не знал, что ожидал увидеть. Нечто более внушительное, вероятно. Но перед ним лежал обычный дряхлый старик с ввалившимися щеками и бледной морщинистой кожей.
Мысль работала на удивление четко. Сначала надо избавиться от тела. Без маски и жреческих одеяний это всего лишь мертвый старик. Пусть его и найдут, это не играет роли. Хорошо, что сейчас ночь, будет возможность затащить труп в какие-нибудь кусты. А потом он наденет маску, и…
Бороду придется сбрить, кстати. Впрочем, иначе пришлось бы ее отмывать от крови.
Феллдир ухмыльнулся. Он станет Конариком, пусть лишь на то время, что потребуется ему, чтобы добраться до Скулдафна и закрыть портал.
Он понимал вполне ясно, что если он попадется, то остаток его жизни будет, по всей вероятности, очень коротким и довольно болезненным. С какой стороны ни глянь, план был весь в дырах, как старый башмак.
Но…
Феллдир взял маску и приложил ее к лицу. Вопреки законам природы, она держалась, как приклеенная. Осмотрелся, привыкая. Он чувствовал себя как то странно. Право же, мой план очень глуп, подумал он вдруг. Невыносимо глуп. На моем лице могущественнейшая из масок, я одним ударом сумел достичь большего, чем достиг за все предыдущие годы, проведенные за копанием в книгах - и теперь я готов все это похоронить ради каких-то видений и слов одного полоумного дракона? Власть верховного жреца - моя, если я сумею ее удержать. Мы еще сможем выиграть войну, и я, Конарик…
Конарик.
И в тот момент новый Конарик понял, зачем его предшественник хотел ехать в Скулдафн, и что ему на самом деле было там нужно, и, поняв, хрипло, визгливо рассмеялся.
По пути наверх Конарик вспомнил Кросиса и разговор шестилетней давности. Он был тогда на не только шесть лет моложе, но и вшестеро глупее, раз завел речь о том, о чем никто из жрецов не говорит никогда. Интуитивно он выбрал для того разговора именно Кросиса, как будто знал, что самый неприветливый из жрецов окажется единственным, кто ответит честно.
- Что остается от человека, когда он принимает маску? – спросил он тогда. – Он будет помнить свое имя?
- Нет. Его не будет помнить ни он сам, ни кто-либо другой.
- А свою жизнь?
Старик промолчал.
- Ты помнишь хоть что-то?
- Да, - Кросис опустил голову так низко, что его нечесаные седые патлы почти закрыли маску. Они стояли у алтаря, освещенного лишь двумя факелами по бокам, и в их неверном свете маска Кросиса казалась почти живой, лицом с застывшей на нем гримасой страдания. – Я помню, как пас коз в горах. Помню вкус сыра, который делала моя мать. Помню песни, которые она пела.
Он протянул руку к одному из факелов и подхватил язычок пламени на кончик пальца.
- Впрочем, я также помню, как летал в ветрах над Монавен, ловил горных баранов, поднимал повыше и бросал вниз. Они расплескивались по камням: у них внутри очень много красной воды. Как и у людей, впрочем.
Человек, который через шесть лет станет Конариком, не знал, что ответить. Он начал понимать все странности Кросиса. Тот делал все, чтобы сохранить хотя бы часть себя. Его маска означала печаль, но он смеялся и паясничал. В этом было что-то жуткое.
- Что ты видишь в зеркале, когда снимаешь маску? – спросил он, наконец.
- Незнакомца. Но на самом деле не возникает даже желания снимать маску, только чтобы пожрать да поспать. Она почти не чувствуется на лице, а без нее ты чувствуешь себя как голый на рыночной площади. Даже в отхожее место приходится в ней ходить, - Кросис невесело рассмеялся. – Я в первую неделю боялся, что она случайно сорвется и утонет в дерьме.
Странно, что я забыл об этом, когда надевал ее, подумал Конарик. Как будто маска меня… заворожила. Как будто она не хотела остаться без хозяина.
Тропа расширилась и вывела его на перекинутый через пропасть каменный мост. Впереди уже были видны башни Скулдафна.
Если подумать, мелькнуло у него в голове, это маска решила убить старика. Не я.
Это развеселило его.
- Важнее всего - сохранить портал, - сказал он часом позже. - Даже если мы все будем уничтожены, портал должен сохраниться. Мы можем потерять Бромьунар, и Вольскигге, и Рагнвальд, но не Скулдафн.
- Они мертвецы, если сунутся сюда, - холодно ответил Накриин.
- Однажды мы уже недооценили смертных, брат мой. Мы подарили им отчаяние, чтобы лишить их боевого духа, но от отчаяния они стали лишь сильнее.
Накриин надменно вздернул голову.
- Пусть. Но отчаяние - это все, что они получат. Эти перевалы мы можем удерживать годами.
- А не есть мы тоже можем годами? - резко спросил Конарик.
- Да, - неожиданно сказал Накриин. - Можем. Драуграм не нужна еда.
Конарик спускался в долину, а за его спиной рушился каменный мост.
Он спускался, и грохот обвала музыкой звучал в его ушах, и огромные камни падали впереди и позади него, но он лишь смеялся, потому что сила маски Конарик в том, что однажды - лишь однажды - она не даст своему обладателю умереть.
Он выиграл войну - парой слов и одним обвалом. Никогда, никогда смертные не попадут сюда. Никогда не будет закрыт портал. Алдуин продолжит свой зловещий пир, и если драконий культ должен пасть - пусть мир рухнет вместе с ним.
Так решил он, Конарик.
Тот серый дракон, сам не зная того, подал ему отличную идею.
Никто не осмелится стать на пути обвала.
Горы дрожали, как в лихорадке. Конарик спускался вниз едва ли не вприпрыжку, не разбирая дороги. Снежная и каменная пыль застила взор, и он не видел края тропы, но его вело само время - густые серебристые струи текли по обеим сторонам от него, и, огибая его тело, вновь сплетались, образуя причудливые ажурные узоры. В узорах было много дыр.
Время, я буду повелевать самим временем, бормотал Конарик. Я буду властвовать над миром, или уничтожу его.
Что-то огромное, серое, как окружающие камни, вдруг опустилось на обломок скалы прямо перед ним. Конарик прищурил слезящиеся глаза.
- Как ты меня нашел? - спросил он.
- Твой обвал было трудно не заметить, - ответил Партурнакс.
- Я выиграл, - сказал Конарик. - Теперь Алдуина не остановить.
Партурнакс вдруг принюхался, посмотрел на Конарика сначала левым глазом, потом правым, потом обоими, и тихо заворчал - драконы смеются редко, но иногда все же смеются.
- Сними маску, - приказал он.
Конарик отступил на шаг.
- Нет!
- Сними маску! - рявкнул дракон. - Иначе я вырву твой позвоночник!
Конарик дрожащими пальцами сорвал с лица маску.
- Кто ты? - спросил Партурнакс.
- Я Конарик.
- Nid. Тебя зовут Феллдир. Dahmaan, joor.
- Ты лжешь.
- Вспомни.
И он вспомнил.
Маска выпала из его руки, глухо лязгнув о камни. Всего лишь кусок металла, грубая поделка, имитация человеческого лица. Имитация, способная поглотить личность любого, кто ее наденет.
- Я все испортил, - сказал Феллдир и бессильно прислонился к скале, как будто ноги его не держали. - Все кончено.
- Не все, - ответил Партурнакс. - Иди к повстанцам. Они не захотят слушать меня, но, может, послушают тебя. Объясни им все и приведи их вождей ко мне.
- О да, они меня послушают… если не убьют на месте, - проворчал Феллдир. - Впрочем, пускай. Так ты считаешь, еще есть надежда?
- Надежда? - дракон поднял голову и посмотрел в небо. Пыль обвала улеглась, и теперь оно сияло первозданной голубизной, и на его фоне нежно серебрились паутинки вероятностей. - Нет. Время. У нас все еще есть время.
Лишь однажды Партурнаксу довелось испытать драконобой на себе.
Это было во время битвы над Монавен: Довакин, только что вернувшийся из прошлого, был ошеломлен, дезориентирован. Два дракона сцепились в воздухе, каждый норовил перегрызть другому горло, и тогда Довакин крикнул. Он целил в Алдуина - попал в обоих. Так они и рухнули на снег вместе, едва не поломав крылья, Партурнакс и его старший брат.
Драконобой был страхом, отчаянием, и тоской по умершим. Он был увядшими цветами, и пеплом пожара, и кровью на снегу, и стариком, не проснувшимся поутру, и младенцем, своим рождением убившим мать.
Какое-то время братья смотрели друг на друга, позабыв про сражение, и каждый видел в глазах другого отголосок чужой боли.
Смертный, конечный, временный.
Первый и единственный ту’ум, созданный йорре.
Канэц.